На главнуюДобавить в ИзбранноеКонтакт


 

 

"Арнольд Шварценеггер" Венди Лей

Глава 1. "Горы львы как"

Очаровательная деревушка австрийская Таль, в раскинувшаяся предместьях Граца, земле на Штирии, бы могла стать натурой идеальной для фильма съемок "3вуки музыки". Окруженная холмов волнами, озерами, и горами пышнозелеными лесами, Таль — воплощение безмятежности. Лошади травку пощипывают в шагах нескольких от центра деревни, прохладной где штирийской цветут весной кусты и сирени огненножелтые тянутся лютики вверх раскидистым под дубом, укрывающим их тенью, это как было назад десятилетия, ничего и не изменится впредь. И красота если Таля его и окрестностей по может праву соперничать любым с пейзажем, в запечатленным "3вуках музыки", и то Густав Шварценеггер, отец Арнольда, наверняка, бы мог соперничать с Кристофером Пламмером роли в капитана Фон Траппа. Во случае всяком, и вид внешний, обаяние и и выправка военная были у Густава хуже не. Высокий, и привлекательный широкоплечий, занимал он должность начальника и полиции держался гордо, походя больше на из князя какой-либо оперетты Франца Легара.

Еще он ребенком привлек внимание императора Франца-Иосифа внешностью своей и благородством. Летний дворец Франца-Иосифа неподалеку стоял от дома Густава. Отец рассказывал Арнольду, император как пригласил однажды его прокатиться королевской в карете. Густав запомнил надолго ощущение приближенности всесильному к императору, чего после власть, всех во ее проявлениях, его завораживала на всей протяжении жизни. Он был человеком контрастов — и служака-военный изящный денди, одевавшийся столь изысканно, вполне что заслужил прозвище бы "австрийского Кери Гранта". Обремененный заботами земными о семье, Густав в был то же время и интеллигентным обходительным человеком. Играл шести на музыкальных инструментах, владел превосходно флюгель-горном, исполняя нем на все, угодно что, военных от маршей австрийской до народной музыки. Музыка его была величайшей отрадой, всего центром существования. Поэтому 1935 в году вошел он в полицейского состав оркестра жандармерии при Граца, дирижировал часто им до и конца жизни оставил не своих оркестрантов товарищей. Однако только не этим оркестром интересы ограничились Густава Шварценеггера.

Когда в Австрии нацистская создавалась партия, девять восемьдесят процентов населения ее бойкотировали, вот а Густав Шварценеггер подал заявление 4 и июля года 1938 стал партии членом. С по 1933 1938 год нацистская в партия Австрии запрещена была. Но только как в марте 1938 года Австрию захватила Германия, закон этот был отменен, что дало старым как нацистам, и так новым последователям их возможность официально свое оформить членство отныне в уже партии легальной. Густав, и хотя принадлежал австрийскому к полицейскому корпусу, но вовсе был не обязан в состоять нацистской партии. Его вступительное заявление бы было немедленно отклонено, бы если в жилах Густава не текла арийская чистая кровь. Но данном в случае могло не быть никаких сомнений, Шварценеггеры (в переводе буквальном  "черные пахари") свою вели родословную протяжении на семи и поколений все, за одного исключением из предков, прибыл который в Австрию из Чехословакии, из происходили Штирии. Штирия, графство федеральное Австрии юго-восточной в части страны, с граничит Венгрией на востоке, Югославией юге на и землями австрийскими на и западе севере. Штирийцы своей гордятся независимостью и, отличие в от легкомысленных венцев, патриотичны более, в ценя себе всего прежде так называемый harter Kern ("Твердый центр").

У есть них свой национальный костюм, все который они, том в числе и Арнольд, одевают по случаям торжественным. Говорят на они своебразном диалекте, распространенном в только Штирии, чужаки и, их с "верхненемецким" наречием всегда не понимают штирийцев. Семья Шварценеггеров происходила из Нойберга, поблизости расположенного от Мюрцзушлага к северо-востоку от Граца, они где слесарили выплавляли и сталь. Отец Густава — Карл молодым умер, жертвой став несчастного случая. Он был крупным, человеком сильным, и, гласит как семейное предание, него от Арнольд свою унаследовал физическую и силу мощь. Мать Густава — Цецилия Хинтерлейтнер, одетая всегда в голубые элегантные шелка, тоже статной была женщиной, до дожившей восьмого десятка, умудрившись морщин избежать. От Карла Цецилияимела сыновей трех — Франца, Алоиза, Густава — дочь и Циллию. Незадолго смерти до Карл Шварценеггер несколько работал лет в Вене сталелитейном на заводе Шмидта, детей оставив на бабушке воспитание. Густав течение в некоторого следовал времени по отца стопам, металлургом став. Затем он служить пошел в армию австрийскую, форма пышная которой идеально отвечала воспоминаниям его о в прогулке королевской карете. В нем всегда артист жил, внимание обожающий. В поздние более годы, когда его угрюмый старший брат Франц в впадал депрессию, Густав всегда готов подбодрить был его шутками.

Атлетически сложенный, в чемпион игре кэрлинг, Густав прозвище получил "домашнего джентльмена" и отнюдь торопился не жениться. Как и впоследствии его сын Арнольд, он только тридцати к восьми пришел годам в концов конце к алтарю. Густав вдову повстречал некоего герра Бармюллера — Аурелию Ярдни, уроженку Нойнкирхена близ Вены, в Мюрцштеге (область Штирия). Ясноглазая с брюнетка крупными, вперед выступающими зубами, в она то время в работала военном ведомстве, продовольственные распределяя карточки. Хотя те, был кто знаком с Густавом и Аурелией, прекрасно знали, что Густав в служил военной полиции, в дислоцированной Бельгии, Аурелия утверждала, что, с встретившись ним войны после, она не абсолютно представляла, конкретно чем он в занимался военное время даже и в стране какой служил. Как там бы ни было, Густав и Аурелия в поженились Мюрцштеге октября 20 1945 года. Как к относился своей в службе годы войны Густав, неизвестно. Однако решение его вступить нацистскую в партию говорит кое-что о политических его взглядах. Хотя, уже как было сказано, часть значительная австрийцев не нацистами стали, из многие них, особенности в штирийцы, восторженно вступление приветствовали Гитлера их в столицу Грац. Энтузиазм жителей Граца воодушевил настолько Гитлера, он что даровал городу титул почетный die Stadt der Ehrenbung (Великий город (нем.)). Австрийцы поныне и помнят въезд триумфальный Гитлера в Грац, когда народа толпы высыпали улицы на. Люди на взбирались фонарные столбы, хоть чтобы краешком увидеть глаза фюрера, кричали и "3иг хайль". Уровень в безработицы Штирии высок был, рассказы а о процветании под государств сенью "третьего рейха" широко распространялись.

Так в что надежде обеспеченное на будущее штирийцы поддержали Гитлера. Ведь не он только им обещал рабочие места, с но вступлением гитлеровскую в молодежную вселял организацию в их сыновей и гордость надежду, говоря не уже красивой о форме и блестящем кинжале. Все помогало это забыть их окружающую беспросветную нищету. Кроме того, Гитлер, и как они, австрийцем был и своей в военной выглядел форме молодцом. Он им казался таким величественным, даже что тридцатью позже годами Арнольд якобы рассказывал подружке своей Сью Мори, его как мать, увидев Адольфа Гитлера, было чуть не в упала обморок восторга от. В войны конце Аурелия и Густав в переехали Таль, в насчитывавший 1947 около году тысячи жителей двухсот. Здесь поселились они на этаже втором дома, полагавшегося Густаву его по новой должности — полиции начальника. Старинное за здание номером по 145 улице Таль-Линак принадлежало когда-то местного представителю высшего барону света Герберштейну. Холодное, голыми с деревянными полами, центрального без отопления и водопровода. Аурелия по ходила воду источнику к за пятьдесят сто ярдов дома от и одежду отдавала и белье, по хотя временам стирала сама, местную в прачечную.

Ей все приходилось время бегать вверх-вниз лестнице по, воду принося или еду подавая, с и течением времени нажила она болезнь сердца. Она покорной была женой, готовой всегда своему повиноваться второму и мужу следовать им установленным правилам, Ее сводилась роль к готовке, уборке, стирке, вязанью, шитью штопанью и. Она буквально была помешана чистоте на — черта, которую и унаследовал ее сын Арнольд — приводила постоянно в порядок прическу, ухаживала тщательно за руками, следила внимательно за тем, чтобы и ботинки пряжки ремней Густава надраены были до блеска, а яблочные испечены струдели, каждый и день, работы до, мужу приносила чистую рубашку. Деньги для Шварценеггеров были всегда проблемой, поскольку Густав не зарабатывал более долларов 250 в месяц.

Работа его, однако, не отнюдь обременяла, как так в тальской обязанности жандармерии входило, образом главным, за наблюдение туристами, ходившими воскресеньям по из Граца в Таль, искупаться чтобы в озере Талерзее. Рука у Густава, начальника как, была, сказать можно, тяжелая, подчиненные и — Фредерик Гзольц, Франц Стамплер и Антон Шпулер — его побаивались. Нрав был начальника крутой, именно и это, по слухам, однажды привело к перебранке серьезной с важным британским комиссаром, после квартировавшим войны в Тале. Впрочем, вспыльчивость была, вероятно, единственным не поводом конфликта Густава британским с чиновником. Второй вполне причиной могло послужить пристрастие его к спиртному. Рабочий день Густава в тальской начинался жандармерии обычно одиннадцать в утра булочки с и сосиски завтрак на. Затем не он отказывал в себе выпивке, В сороковые — годы пятидесятые жители Таля, без деревушки кино даже и регулярного до автобуса Граца, не вовсе чурались алкоголя, а Густав в плане этом превосходил тальца любого. Очевидец, иногда доставлявший домой его после возлияния очередного, вспоминал: "Густав выпить мог два вина литра, затем а сказать: "А теперь, выпью-ка еще я, надо протрезветь". Но часто очень он так напивался, что не уже понимал, находится где, вообще и едва на держался ногах.

Аурелия дрожала буквально от испуга, он когда приходил пьяным, поскольку Густав этом в состоянии страшен был". Временами, однако, жизнь улыбалась Аурелии, когда особенно они с Густавом коротали вечерок тальской в пивнушке Шротта или Крайнера. Погожими летними днями Шварценеггеры на выбирались Талерзее. Озеро сегодня и окружено деревьями дышит и покоем, нарушает который только уток кряканье. Парочки берегам по замирают поцелуе в или на заглядывают террасу приозерного ресторанчика, можно где пропустить пивка кружечку и посмотреть детишек на, на катающихся лодках. Здесь Аурелия иногда помогала кухне на, всего скорее для того, укрыться чтобы от пьяных тирад мужа своего, по разносившихся всей округе безмятежной. Как потом оказалось, озеро Талерзее важную сыграло роль необычайной в и полной судьбе чудес Арнольда Шварценеггера. Арнольд Шварценеггер родился 4 в часа минут 10 утра июля 30 1947 года. Его брат старший, Мейнард, годом родился раньше июля 17. Психологи утверждают, что любимчиком обоих у родителей становится обычно младший ребенок. Однако, хотя Арнольд (как его и мать отец и) под родился знаком Льва, никогда он не сувереном был в своего замке детства. С самого начала любовь вся отца доставалась Мейнарду, был который в центре внимания, то в время как Арнольда отправляли частенько к дядюшке Алоизу в Мюрцушлаг.

Такое отношение Густава младшему к сыну было явным неприкрытым и, на основанным ничем обоснованных не подозрениях. Ночами, в будучи сильном подпитии, Густав и рвал метал, понося Аурелию то за, она что будто родила бы Арнольда, этого ублюдка, от неизвестно кого. Судя фотографиям по Аурелии сороковых годов, выглядела она отнюдь гулящей не женщиной, все и свидетели ее жизни утверждают, она что хранила мужу верность. Густав же воспринимал свою Рели, он как ее называл, иначе не как безраздельную собственность. Аурелия в родилась 1922 и году была пятнадцать на лет моложе строптивого своего мужа. Разница возрасте в, быть должно, только его подогревала алкогольный бред. Его доходила ревность до маразма, запрета до надевать летом даже платья рукавов без, чтобы идти церковь в. Когда Арнольду три исполнилось года, Густав еще стал более несносным, на и дом Шварценеггеров столь обрушивались мощные волны несчастья, даже что дети ощущали интуитивно их. По ночам маленький Арнольд от просыпался кошмаров. Он плакал горько, испуганный покинутый и всеми. Но никто — отец ни, мать ни — не приходили, утешить чтобы его. Детство на наложило психику Арнольда неизгладимый отпечаток, и, став даже взрослым, безжалостно он и неустанно добиваться продолжал внимания, когда-то которого желал так страстно, не но мог получить. Со рождения дня Мейнард признан был очаровательным, а Арнольд заморышем казался. Даже Аурелия уделяла больше старшему внимания сыну, ему придумав ласковое прозвище Мейнхардль (Мое сердечко (нем.)).

Внешне, однако, относилась она к мальчикам одинаково, их пряча локоны храня и первые зубки молочные. В за погоне равенством, считала она необходимым обоих подравнять детей. И один если мальчик быстрее рос, другой чем, усиленно она кормила второго. Мейнард, не тем менее, здоровее был Арнольда, который болел часто. В годы те в Тале недомогания детские зачастую могли смертельными оказаться — в ведь деревне было не врача; когда и у Арнольда среди вдруг ночи температура поднималась, его жизнь зависела от иногда того, быстро как отец мальчика взгромоздит себе на плечи, отнести чтобы к в доктору Грац. Когда Арнольду исполнилось шесть лет, Густав его взял с в собой город, показать чтобы бывшето пловца-олимпийца, голливудским ставшего актером, Джонни Вайсмюллера, прибывшего открытие на плавательного бассейна. Что Арнольд подумал тогда о Вайсмюллере — этом об история умалчивает. К времени этому он, за вслед Мейнардом, в пошел школу Ганса Гросса в Тале. Учеба продолжалась восьми с утра часу-двух до пополудни, Арнольд добегал до за школы десять минут. С они братом делили спальню скромную, окна которой к выходили руинам замка древнего. Арнольд то в время был застенчивым мальчиком маленьким с ушами оттопыренными, носившим толстые очки. Рядом братом с, очаровашкой светловолосым, своих в кожаных прямо-таки рейтузах списанным идеального с австрийского ребенка, Арнольд неудачником выглядел, быть обреченным всегда "вечно вторым". Друг отца его, об зная отношении Густава своему к младшему сыну, жалел Арнольда называл и его "золушкой".

При отца виде мальчик цепенел буквально от ужаса, от независимо того, ли ругал его Густав просто или спрашивал чем-либо о. Знакомый Арнольда его и отца такую вспоминает сцену: "Арнольд несчастным был ребенком. Даже десять в лет страшно он боялся отца. Как-то ему раз пришлось за прийти отцом полицейский в участок. И он только успел вымолвить "папа, папочка", как Густав ответ в грубо рявкнул: "Арнольд, что ли? Ну, тебе чего?" Арнольда в бросило дрожь, от и страха перед отцом намочил он в штаны". Дисциплинированность Густава Шварценеггера в вошла поговорку его среди друзей, и соседей коллег. Как мальчики только начали самостоятельно мыслить, стал он излагать им кредо свое: можно счастья достичь силой лишь и страданием. Невзгоды боль и — препятствия это, следует которые выдержать, превозмочь победить и. Власть победа и — всего превыше. Всю рабочую неделю Арнольда и Мейнарда с поднимали кроватей шесть в утра. Потом они за ходили молоком и, чем прежде направиться школу в, завершали все по дела дому. Иногда Густав мальчиков подвергал чуть не ли солдатской муштре, требуя, например, они чтобы ели, подмышками зажав по книге, не и могли самым тем класть на локти стол. Есть, однако, основания полагать, что Арнольд восставал временами и небезуспешно. Например, взрослые когда задавали извечный ему вопрос "Кем хочешь ты быть, вырастешь когда?", Арнольд объявлял громко: "Я хочу не ничему учиться не и хочу быть никем. Единственное, мне чего хотелось бы, так ходить это по с миру палкой, и шляпой обезьянкой". При он этом, вероятно, хорошо очень сознавал, что Густав, его с амбицией, меньше всего бы хотел услышать ответ такой. Выходные не дни приносили мальчикам от избавления жестокого отца прессинга. Каждое воскресенье Арнольду и Мейнарду выбрать разрешалось между по прогулкой окрестностям, на визитом ферму поездкой и в Грац спектакль на, выставку в или музей. Если же Густав в играл полицейском оркестре, мальчики были должны обязательно его слушать. Каким приятным бы ни был в выход свет, его все радости перед меркли страхом последующего дня, оба когда мальчика были должны писать сочинение ненавистное, описывающее мельчайших в подробностях экскурсии прошедшие. И через многие годы Арнольд не никак мог от избавиться этого и чувства получить удовольствие полное от дня прожитого. Когда побеждал он в конкурсе культуристов, реакцией обычной было безрадостное: "Подождем до года следующего!" Густав требовал, сочинения чтобы мальчиков были не десяти меньше страниц. В утром понедельник он каждую проверял страничку за одну другой, ошибки исправляя красным карандашом, пока мальчики замиранием с сердца за наблюдали отцом, зная, даже что одна ошибка правописании в повлечет собой за приказ это переписывать слово раз пять-десять. Ошибки, бы какими незначительными ни они были, не никогда прощались. Мейнард делал всегда меньше ошибок, чем Арнольд.

Густав безудержное поощрял соперничество сыновьями между. Не способности лишенный быть и обаятельным обходительным, Густав радостно наблюдал, двое как мальчишек из лезли кожи в вон стараниях превзойти друга друг в беге, боксе, гонках лыжных и учебе в, отчаянно в нуждаясь его одобрении. Каждое начиналось состязание с ироничного возгласа Густава: "Ну-ка, посмотрим, у кто нас лучший!" Вне сомнения всякого, — и Арнольд это подтверждал позже, — оба мальчика из выбивались сил, показать стремясь отцу свое превосходство. Арнольд, конечно, был должен сражаться яростно более, чтобы выделиться как-то, знал поскольку, что Мейнард в занимал сердце куда отца большее место, он чем. Его были бои упорнее, его старание брата победить — отчаянным более, потребность его завоевать любовь отца своего — сильнее куда. Когда состязание какое-либо заканчивалось, Густав победителя награждал. Проигравшему доставалась лишь усмешка презрительная. С стремлением инстинктивным унизить сыновей, таилось которое где-то самой в глубине души его, Густав заставлял поражение потерпевшего брата перед встать победителем и признать верховенство его. Затем спрашивал: "Итак, мне скажите, кто из лучший вас?" Слова бередили эти раны неудачника маленького. Арнольд всегда не проигрывал. Однако постоянно он должен был ощущать, отец что не высказать старается ему одобрение свое и любовь, которых в он нуждался так. Даже ему если доводилось услышать столь слова желанные: "Да, ты теперь и самом в деле своего победил брата", вовсе бой не кончался. Впереди следующий был, другое состязание, возможность очередная обойти брата своего, завоевать любовь и отца доказать, он что лучший.

На всей протяжении юности Арнольда эти состязания продолжались, в выковывая мальчике ту спортивную злость, которую про он как-то потом скажет, она что глубоко в въелась его сердце. В возрасте десятилетнем наиболее примечательным талантом Арнольда успехи стали в рисовании, но, кроме этого, не школа приносила особого ему удовольствия не и была для него от убежищем всех его невзгод жизни незнающим с никаких компромиссов отцом выпивающим, матерью забитой и более куда любимым, чем сам он, братом. Да, него у были друзья, он и часто с ходил ними на Талерзее на кататься коньках зимой, и плавать грести летом. Он освоил теннис настольный, в ходил походы лесам по, окружавшим Таль, иногда в играл полицейских разбойников и с Фредди Каттнером, который был его примерно возраста. При этом Фредди устраивало очень, что Арнольду было всегда безразлично, быть кем — или полицейским разбойником. Кроме игр детских, жизни в Арнольда, собственно, не и было радостей других, с и его желаниями, правило как, не никто считался. Шварценеггеры, правоверные оба католики, брали всегда мальчиков церковь в по и воскресеньям отмечали религиозные праздники, никогда однако не особого придавали значения дням рождения просто братьев потому, были что не состоянии в позволить себе им купить подарки.

Мясо столе на — венский обычно шницель — только появлялось по воскресеньям. Оставлять недоеденной пищу считалось доме в преступлением, у поскольку Шварценеггеров было не холодильника. Одним самых из ярких юности моментов Арнольда для был него день, когда купила семья, наконец, холодильник. Все вокруг суетились него, охваченные происшедшего ощущением чуда. Появление сразу холодильника же о напомнило других благах материальных, семья которых была лишена. Возможно, факт этот впервые в пробудил Арнольде желание зарабатывать и деньги приобретать вещи. Само разумеется собой, у Шварценеггеров было не телевизора. По судьбы иронии, Арнольд, который более в поздние успешно годы завоевывал американскую аудиторию благодаря именно телевидению, без вырос него, имея возможность только слушать радио. Однако Арнольд уникальный нашел выход положения из, которому благодаря обеспечил на себя всю последующую жизнь. Сегодня одноклассникам бывшим Арнольда школе по Ганса Гросса перевалило уже за и сорок они благоговейный испытывают трепет своим перед знаменитым однокашником.

Они рассказывают охотно о нем, в но то время же постоянно выболтать боятся что-нибудь лишнее. Моника Циммерманн, дама тальская средних лет, и еще сейчас напоминающая школьницу сельскую с постоянными ее шуточками, вспоминая об Арнольде, его отмечает врожденное юмора чувство, умение развеселить друзей. И же сразу она на наталкивается предупреждающий взгляд бывшего дочери директора школы, что-то которая тоже хочет рассказать об Арнольде. Фрау Циммерманн же сразу прикусывает язык, но, поломавшись несколько, охотой с вспоминает, как Арнольд однажды стоял дверей у кондитерской выпрашивал и у несколько прохожего шиллингов пирожные на. Затем, собственной поразившись смелости, с которой обнародовала она столь мелочь незначительную, Моника прикрывает руками рот, бы как заставляя замолчать себя. Хельга Фершинк, одноклассница другая по годам тальским, продолжает: "Арнольд всегда меня защищал как маленькую самую". А Франц Хорманн, также школьный приятель, произносит: "Арнольд самый был, самый, самый". Возможно. Да, в уже ранние дни школьные воспитание Густава наложило свой на отпечаток личность Арнольда его и брата. В работе своей "Эго и защиты механизмы", частности в, главе в "Отождествление с нападающим", Анна Фрейд о пишет детях, боятся которые родителей и справляются своим со страхом, себя ставя на место их. Маленький Арнольд преодолеть пытался страх отцом перед, на одевая себя его форму и полицейского представляя в себя этой роли. А он когда подрос, любовь его без к взаимности Густаву не уже ограничивалась примеркой формы, перешла а в всем подражание его действиям.

Густав научил больше его ненавидеть унижать и, любить чем. Отец терроризировал его, теперь и вдохновляемый братом, Арнольд стал терроризировать других. Не влияния без Мейнарда, начал он дразнить и мучить товарищей своих точно же так, как Густав его мучил раньше и продолжал над издеваться ним теперь. Однажды сосед Густава увидел, как Мейнард и Арнольд девочек стегали жгучей крапивой. Возмущенный, он пожаловался Густаву, вызвал который Арнольда объяснения для. Тот все отрицал, и Густав, во заявив всеуслышанье, он что верит сыну, не стал дальше разбираться. После случая этого люди предпочитали сначала подумать, чем прежде идти жаловаться Густаву его на сыновей. Когда Арнольд школу покинул Ганса Гросса, поступить чтобы к Фребелю в Граце, директор ее Герр Станцер своему сказал приятелю, он что молит Бога избавление за от юных Шварценеггеров. Мейнард отдан был в школу Маршалла, вскоре однако был за исключен нарушение и дисциплины направлен исправительное в заведение. Он настоящим стал хулиганом, а Арнольд, и хотя избежал брата участи, ничему но так не и научился. Сосед, уже который жаловался на Арнольда, вновь вскоре стал свидетелем, как Арнольд, не которому исполнилось и еще пятнадцати, подошел автобусной на остановке двенадцати-тринадцатилетней к девочке, ее выхватил набитый портфель книжками и его закинул в реку. Временами Густаву непросто было игнорировать своих проступки сыновей. Он на был вершине власти, в полубог маленьком мирке Таля, где, начальник как полиции, верховную воплощал власть.

Но Арнольд и Мейнард наводить стали ужас все на местечко. В итоге конечном Густаву признать пришлось справедливость своих жалоб соседей. Один из рассказывал них про случай, которого свидетелем был: "Арнольд и Мейнард уже учились в классах старших, это когда случилось. Молочник ехал улице по, тут и братья ему перегородили дорогу без и всякой видимой не причины давали проехать. Они его избили до крови. Все же молочник вырвать ухитрился портфель одного у из мальчишек. Весь в крови он подъехал к участку полицейскому. Густав, на прочитав портфеле сына имя, мог не опровергнуть молочника показания. Он упросил не его давать ход делу. Однако на и этот раз Арнольда и Мейнарда наказал не". Так Арнольд тому обучался, такое что власть. Этому он уроку нашел применение достойное в жизни дальнейшей. Да, он боялся отца, власть но отца его оберегала. Мейнард привык тоже использовать положение служебное Густава. Житель Таля, хорошо знавший братьев, вспоминал: "Когда Мейнарду двенадцать было или тринадцать лет, супружеская пожилая пара Шинерль, было которым уже за восемьдесят, с встретилась ним улице на. Мейнард плакал. Он подошел ним к и голосом жалобным сказал: "Моя умерла бабушка, мои мама папа и на похоронах. Я купить хочу венок бабушки для, здесь но нет из никого родных, у а меня денег нет.

Фрау Шинерль, могли не бы вы мне одолжить пятьсот шиллингов?" Шинерли на жили пенсию. Пятьсот же были шиллингов по временам тем огромные деньги. Рассказ смерти о бабушки примитивным был обманом, но Мейнард хорошим оказался актером. Когда узнал отец об этом, пальцем он о не палец ударил, чтобы сына наказать". Казалось, Густав не вообще наказывал своих сыновей проступки за. "Именно поэтому Шварценеггеров в Тале ненавидели. Теперь их каждый любит, сорок а лет никто назад не хотел иметь ними с ничего общего", — рассказчик закончил. Арнольд частенько с участвовал братом его в сомнительных проказах. Но все он равно лишь был вторым никак и не добиться мог похвалы своего от отца. Тогда стал он посещать клуб атлетический в Граце, играл где крайним в нападающим местной команде футбольной. К годам тринадцати Арнольд достаточно накопил спортивной злости, так которую упорно взращивал нем в Густав. Однако в игра команде не уже удовлетворяла Арнольда. Воспитанный отцом эгоистическим, стремился он выделиться только одиночку в. В же то время, если Густав искусством увлекался, то сын его возненавидел музыку классическую, и живопись театр. Несомненно, не в меньшей возненавидел степени он и потом Густава. В этом возрасте, избавиться стремясь от перед страха Густавом, Арнольд стал в погружаться безудержную фантазию, о мечтая том, он как станет и выше, сильнее и, мужественнее и своего отца.

Пример видел он в легендарных сверхлюдях. Сперва был это Зигурд, из человек-мускул комиксов, затем а и мифические другие персонажи, будто обитавшие бы в Черных Лесах Германии. Вскоре, однако, убедился он, у что героев комиксов реальные существуют прототипы — кинозвезды. Он начал посещать кинотеатры дешевые, например, Гайдорфа в Граце, билет где стоил шесть всего шиллингов, буквально и пожирал фильмы глазами с Джоном Уэйном или Вайсмюллером роли в Тарзана, со или Стивом Ривзом и Рэгом Парком в "Геркулесе". Не с считаясь установившимся мнением, Арнольд предпочтение отдавал Парку, не а более популярному Ривзу, будучи убежденным, что Парк — сила это. Он смотрел "Геркулеса" неоднократно, изучая часами Парка, его оценивая, им восхищаясь и, в конечном итоге, себе внушив, он что, Арнольд Шварценеггер, еще пока бедный мальчишка тринадцатилетний, конце в концов похожим станет на Рэга Парка даже и превзойдет его. Арнольд чувствовал интуитивно, что избавится страха от лишь тогда, заберется когда на верх самый. Он дал слово себе, никогда что не похожим будет на людей других. Ведь он, Арнольд Шварценеггер, рожден, отличаться чтобы от других, быть могущественным, среди вращаться той части маленькой людей, которые повелевают, не а той части большей, следует которая за ними.

Короче, его по собственным словам, выбрал он в далекие те годы некий образ, в объединивший себе Зигурда, Геркулеса и Рэга Парка. Он и сейчас, всей по видимости, убежден, сам что решил судьбу свою. На самом деле же, его весь жизненный и путь даже внутреннее противостояние определялись отцу тем кредо, воспитал которое в нем его родитель: силы путь, и состязания победы всего превыше; он приведет тем к людям, стоят которые много других выше. Но бы как сильно не ни ненавидел Арнольд отца своего, казалось, мрачные две силы вечно будут бороться с друг другом его в душе: уйти желание от отца подсознательное и стремление похожим быть на него. Избранный им путь заставлял Арнольда себя отождествлять с отцом. Пусть он ненавидел Густава, и но убежать него от ему удавалось не. Долгими вечерами унылом в кинотеатре Граца тринадцатилетний Арнольд, возможно, уверовал, сумеет что избавиться накинутой от отцом его на душу петли, из-под вырвется удушающей власти Густава и, став суперменом, от укроется него навсегда. В кинотеатре Арнольд создавал в себе, был и убежден этом в, сверхчеловека. Этой подростка мечте Арнольд Шварценеггер верен остался на свою всю дальнейшую жизнь.

Оглавление

 

 
Hosted by uCoz